Н. Гоголь. «Игроки». Театр им. Ленсовета. Режиссер И. Владимиров
Сначала повезло «Малышу и Карлсону». Нора Райхштейн свела на тридцатилетний юбилей своей постановки всех исторических исполнителей. Роль скользила из рук в руки, как заветная палочка эстафеты. Выходы-уходы преображающихся на ходу персонажей были волнующим театральным сюжетом.
Театр с детским максимализмом возжелал и добился чуда. Это было как изумительный эпизод классической «Синей птицы»: Тильтиль и Митиль навещают бабушку с дедушкой, которых уже нет. Десятилетия свились в клубок: память нескольких поколений зрителей и судьбы актеров тесно переплелись.
Горчащий юмор «Игроков» за двадцать лет не выветрился. Спектакль жив и любим - и удостоен той же чести. Юбилейный спектакль бережно собирает все составы исполнителей, включая и «выпавших из гнезда». И вновь театральный адреналин объединяет сцену и зал. Эффект юбилейных «Игроков» иной, чем не столь давнее упоение тридцатилетним «Малышом».
Там один Карлсон уступал сцену другому, словно игрок по ходу матча. Здесь двойники - реальный и гоголевский фантом действия, спектакль словно всю жизнь подразумевал эту тасующуюся колоду шулеров. Раздваивающиеся персонажи, ерничающие и подменяющие друг друга, опутывают доверившегося им вдохновенного одиночку Ихарева - Владимира Матвеева. (Ихарев, теперь это хорошо видно, стоит у истоков новейших матвеевских страстотерпцев.)
С дальнего «Острова» приплыл на сцену юбилейных «Игроков» Сергей Заморев: нырнул, как в родную обжигающе холодную речку, - и разогрелся, показал былой стиль, ввинтился в действие штопором. Только брызги полетели! Его преемник в роли Швохнева, Дмитрий Барков, шулер с претензиями на импозантность - и с затаенной тоской. Под началом Утешительного (будничный демонизм Олега Левакова оттеняет еще один памятный ленсоветовец, Юрий Пузырев) шулера морочат голову рыцарю несравненной «Аделаиды Ивановны».
На сцене морок, наваждение шулеров. Так было всегда. И двадцать лет назад Евгений Баранов - младший Глов - в ярко-желтом цыплячьем фрачке был фантасмагоричен. Трагикомическая аллегория неоперившейся юности смыкалась с ветхостью прожженного Замухрышкина в исполнении, конечно, Михаила Девяткина (теперь они сыграли в паре, соответственно, с Александром Новиковым и Сергеем Мигицко). Театрально зеркаля своих персонажей, юбилейные Игроки сменили компактный формат сюжета, суть же обнажилась и акцентировалась.
«Игроки» - из породы театральных амулетов, легенда и любовь ленсоветовцев. Внутри самой постановки таким оберегом, бесспорно, является Евгений Филатов, все двадцать лет играющей здесь Кругеля - такого уютного, невозмутимого и мгновенного в реакциях жулика.
Успех героической тяжбы театра с временем очевиден. Фаустовские попытки удержать на подмостках сценическое счастье - характерны именно здесь. Даже и в самой последней постановке Владислава Пази «Владимирская площадь» просверкивает культурный слой, накопленный ранее театром. Художественное чутье постановщика позволяет театру развиваться органическим путем. «Преступление и наказание», «Трехгрошовая опера» просвечивают в сценической ткани, давая глубину и театральную энергию мелодраматическим мотивам - и залечивая травмы, то и дело наносимые либреттистом.
Театру, во-первых, есть что вспомнить. Во-вторых, здесь накоплен, это также очевидно, актерский потенциал, с характерным качеством артистизма, своего рода «легкого дыхания», уже генетически присущего труппе. Склонность к игровой стихии, великолепный актерский иронизм (он отчетливо явлен в тех же «Игроках») и позволяют творчески распоряжаться своим культурным наследием - играя. Так, как это произошло с «Малышом и Карлсоном» и - только что - с «Игроками».
Надежда Таршис