Их инструмент – связки – голосовые и мышечные, которые они нещадно рвут. Их метод – этюдный парадокс. Они выпускники курса Анны Алексахиной, студийцы Театра имени Ленсовета. Отличаются, во-первых, бешеной самоотдачей, во-вторых, эстетикой крика и обостренной телесности. Да, собственно, и крик их, мунковский, телесен. Он чёткий, как жест. Бутусов не был их мастером официально, но у мастерской стиль единый, бутусовский. Пока что студенты, скорее, на стадии подражания его форме, они её чувствуют, ей отдаются. Через это растут. Впитали в кровь режиссерский рисунок: обрывочность, экспрессию, жертвенность, театральный садомазохизм и язвительно-абсурдисткое, провокационное чувство юмора. Избегают совпадения природных данных и роли. Ищут скорее нарочитого несоответствия. Обожают гротескные образы, противоположные собственной внешности. Но только не Сергей Волков и не в «Кабаре Брехт».
Волков так похож на Брехта внешне и внутренне, что совпадение обжигает. И, кажется, на молодого Бутусова. О противоречивой, под стать личности ББ, об интимно-площадной игре актера, о притягательно-отталкивающем способе существования написано немало и будет больше. Волков в этой роли задает вектор: жизни, эпохи, искусства. Движение от рождения к смерти не дает действию произвольно распасться на этюды. Номера вписаны в структуру кабаре, которая с каждым показом становится всё жестче. Жанру кабаре отвечает энергия, брутальная лирика. Через биографию, систему Брехта, его таетр, мысль, боль, жажду звучит протестное высказывание молодых о себе, о поиске и беспомощности. В кабаре нерв – современность. И текст спектакля с каждым днем всё острее, созвучнее сегодняшнему. Это страшно. Но тем ближе к кабаре Германии XX века. И в Ленсовета ХХI века оно тоже политически-поэтическое.
Поют зонги Курта Вайля (и не только), как учил их Иван Благодер, персонажно. Играют музыкально (не симфонично, кабарешно). Антонина Сонина – Маргарет Штеффин, правая рука Брехта, хрупкая и стойкая женщина, любившая его. Для неё, умирающей, Брехт сделал невозможное: среди войны достал где-то апельсин. Роль строится более всего голосом актрисы: низким, хрипловатым, ломано-гнусавым. Сонина почти не уходит в сантимент, что непросто. Она же (перевертыш амплуа, типичный для Бутусова), показывает Гитлера. София Никифорова роль жены Брехта Елены Вайгель высекает резкими, режущими движениями. Трудоспособен до страсти Никита Волков – эластичный, отточенный до последнего жеста и до последнего звука артист. Отстранение Вероники Фаворской – в голосе, высоком, с саркастичными, стеклянными нотками. А песни Лидии Шевченко, злые и женственные, вбрасывают в спектакль эмоцию матерей, жен, невест, обреченных на вдовство и потерю детей. О художнике – всегда антивоенное. Кровь горяча. И не должна быть бессмысленно пролита из-за того, что «какие-то правители готовят войны с моим участием».
…Волков, шатаясь от боли, хрипит зонг, сдирая клочьями кожуру апельсина. Эдакий кровавый апельсин Брехта. Вместо алой льется оранжевая. Вот тебе и «таетр».
Ксения Ярош