Напротив меня в вагоне метро беседуют две дамы преклонного возраста. Одна - просто почтенная, другая - почтенная во всех отношениях. Внезапно вагон останавливается, не докатившись до станции, и в тишине слышно, как первая говорит второй: «Женщины в Советском Союзе были счастливы!». И, помолчав немного, добавляет: «Потому что они не знали, как они несчастны!».
Этот эпизод вспомнился мне на премьерном спектакле Театра имени Ленсовета «Заповедник», первый акт которого - групповой портрет «счастливых женщин». Возможно, Василий Сенин, режиссер и автор инсценировки знаменитой повести Сергея Довлатова, ставил спектакль как раз о зыбкости, запутанности счастья и несчастья. Что сегодня назвать счастьем, а что бедой? И не поменяются ли они уже завтра местами?
Ведь «Заповедник» Сергей Довлатов написал (вернее, дописал и издал) в Нью-Йорке в 1983 году. К тому моменту он уже пять лет жил в эмиграции. И совсем скоро он скажет: «В Америке я так и не стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят по-русски. Я неохотно говорю по-английски». И покинутая страна стала Заповедником. А не только отдельно взятые Пушкинские горы, где Довлатов отслужил одно лето на экскурсоводческих тропах. Такая странная у нас страна, такой загадочный Заповедник, где все несчастны. Но выбравшись из него в мир цивилизованный - не заповедный - многие с удивлением обнаруживают, что были в Заповеднике счастливы.
Но, похоже, для Василия Сенина, как и для Сергея Довлатова, «поиски счастья» - сюжет не драматический, а трагифарсовый. Фарсовые персонажи плывут в потоке абсурдности, которую считают нормой. А живой человек выглядит сумасшедшим именно потому, что вне всякой нормы. Артур Ваха, играющий главного героя (Бориса Алиханова) и определенно похожий на самого Довлатова, напоминает инопланетянина, изучающего чужую жизнь, полюбившего ее, но тоскующего по своей Земле, о которой уже подзабыл в своих космических странствиях.
Правда, пока трагедия и фарс в спектакле не уравновесились. Легко дающийся актерам этой труппы фарс побеждает. Но не хотелось бы такой победы. Понятно, что «поддавать жару» актерам помогает и сам Довлатов, написавший: «Русский человек обыкновенный гвоздь вколачивает, и то с надрывом...». Но хочется помимо «жара» еще и «снега». И он во втором акте, заметим, есть. Трагедия наступает, великодушно оставляя пространство для иронии.
Если ты, как зритель, имеешь дело с инсценировкой, то невольно «прикладываешь» литературное произведение к драматическому. Как там? Сходится? Не жмет? Не торчат нитки? Не потеряли ли автора при его «переселении» на сцену? На мой взгляд, автор переселился с комфортом. А идея ввести Пушкина, как «экскурсовода» по довлатовской прозе, абсолютно в духе самого автора. Впрочем, это и не Пушкин, а некий обобщенный образ, пьяная галлюцинация отверженного писателя. Уж если ты литератор, то у тебя непременно должно быть что-то общее с Пушкиным. Если уж не слава, то хотя бы боль. Вот такая навязчивая и болезненная галлюцинация - Александр Сергеевич везде и всюду. Олег Федоров как раз такого Пушкина и играет, разоблачая, поощряя, высмеивая и объясняя герою его самого. И это он сообщает зрителю - почти по секрету, - что «на свете счастья нет, а есть покой и воля...». Есть-то они есть, да где ж их взять...
«Заповедник» для целого поколения - произведение столь же культовое, как «Евгений Онегин» для пушкинолюбов. И Довлатов для многих кумир и светоч. Хотя не думаю, что роль «светоча» была ему близка. Уж очень часто и не без удовольствия «нырял» он в темные воды жизни. Но «заповедное» отношение и к самому Довлатову и к его прозе заставляет иных зрителей содрогаться от ужаса: классик, великий писатель ХХ века! и в таком неприглядном виде! и зачем тут Пушкин! и эти бесконечные пьянки! Хотя отсебятины в спектакле нет: все, что говорят герои, Довлатов написал. И даже похлеще. Иные уже навесили Василию Сенину ярлык: мол, глубины не разглядел, драмы не увидел. Но в том, возможно, и парадокс Довлатова - да и многих граждан той поры (как пьющих, так и непьющих), - что глупости они с упоением доводили до идиотизма, а драму - до анекдота. В сущности, чем тяжелее ситуация, тем охотнее мы, российские люди, превращаем ее в анекдот. Тем и спасаемся.
А теперь о «любовной паре» - Борис (Артур Ваха) и его уже бывшая жена Таня (Анна Ковальчук). Впрочем, говоря опять-таки словами Довлатова: «Любовь - это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов... Тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба». А судьбу сыграть еще сложнее, чем любовь. И надо заметить, что именно эту линию режиссер и автор инсценировки прочертил уж очень пунктирно, у Довлатова она весомее и пронзительнее. Хотя после нескольких сыгранных спектаклей не совсем ясно: то ли еще недозрело, то ли все-таки упущено и требует дополнительного внимания. Анне Ковальчук досталась роль героини, которую Довлатов называет «послушной» и «равнодушной». Поди - сыграй своё участие в «судьбе гения» с таким-то диагнозом.
Но, мне кажется, что и «семейная» линия наберет силы, глубину и, если хотите, нежность, и уравновесит некоторый повышенный эмоциональный «надрыв» - например, у Олега Андреева в роли беллетриста Потоцкого. Вот Владимир Матвеев (Сорокин), Елена Маркина (Зина-Бисмарк), Евгений Филатов (Беляев), Виталий Куликов (Толик) - достойные примеры того, как удержать фарс, не опрокинув его в «капустник». Впрочем, и команда «счастливых женщин», служительниц пушкиногорского культа, во главе с Ларисой Луппиан чудно удерживается на той жанровой волне, которую режиссер для них создал.
Василий Сенин выступает в спектакле и в качестве сценографа, и вот эта его роль для меня не однозначна: он явно перестарался с нагромождением деталей, и от этого на сцене возникает хаос, отвлекающий от сути происходящего. Аналогичное ощущение и от костюмов (художник Мария Брянцева), глядя на которые хочется порой сказать: «пересолили».
Зато прекрасно работает «печатная машинка», отстукивающая на белых «листах» занавеса скупые афористичные заметки автора: «В один ручей нельзя войти дважды. Но можно сквозь толщу воды различить усеянное консервными банками дно». У глядящего есть варианты - что именно увидеть: грязные банки, воду, вечно бегущую к морю, или и то, и другое. Довлатов видел объемно, и спектакль к этой объемности стремится.
Освобожденные от социализма и рухнувшие в объятия капитализма мы, увы, не стали повально счастливыми. Потому что счастье зависит не от «измов», а от чего-то иного, что нам всем еще предстоит отыскать. Василий Сенин из режиссеров, готовых отправиться в поиск. Во всяком случае, мне понятно его послание: «Я родился в стране, которой теперь не существует: в 91-м она формально исчезла. Но люди-то остались. И сейчас я, как и все остальные, потерял чувство реальности. И уже не могу ответить, в какой стране живу - в той же самой или какой-то другой. Невозможно сказать, что все осталось по-прежнему. Или бесповоротно изменилось. Впечатление, что все мы подписали некий негласный договор - молчать на эту тему. Делать вид, что все хорошо, и светлое будущее не за горами. Но нельзя бесконечно не смывать в сортире и надеяться на дожди».
Да, во время спектакля мне не раз вспомнилось знаменитое: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!». Надеюсь, что эта «обратная связь» не случайность, а тот зрительский отклик, на который режиссер и рассчитывал.
Впрочем, спектакль еще явно будет дозревать, а значит меняться. И мне уже любопытно, каким он станет в недалеком будущем. Прошу места в партере!
P.S. Закончив эти заметки, я вдруг поняла, что сегодня - 24 августа, и со дня смерти Довлатова прошло ровно 19 лет. Как мало мы изменились. То ли горе никак не закончится, то ли счастье никак не залить...
Ирина Жукова