Сюрреалистический триллер «Пиковая дама. Игра» по мотивам повести Пушкина выпустила в Театре им. Ленсовета Евгения Сафонова, режиссер и художник-постановщик спектакля. Получилась закрученная история не про три заветные карты, а про человеческое уродство. Зиждется она на вычурной картинке, психоделической пластике и изломанном звуке.
Резкие, категоричные, кичливые постановочные приемы впору назвать авторскими: «Пиковая дама» Сафоновой «выросла» из ее «Медеи» — прошлогодней премьере на Малой сцене Ленсовета. Там тоже были претенциозное художественное оформление, вывернутая наизнанку сценречь и противоестественное сцендвижение (автором пластического рисунка в формате постмодерн означен не хореограф, а «художник по движению» Сергей Ларионов), а также демонстративная отсраненность от хрестоматийного первоисточника и декларативная привязка к сегодняшней крайне агрессивной среде.
Рефрены, симметрия, отражение, бичевание. То шепот, то крик, то писк, то рык, то шепот, то визг, то пение, то заикаие, то ретиво взбрыкивающие акценты. Слова даются с трудом или выпаливаются скороговоркой. Изводящий, пыточный звук терменвокса. Поведение героев неадекватное, на грани помешательства. Кислотные цвета, гротескные образы, переходящее от одного актера к другому или к экранным титрам «красное знамя» рассказчика...
Что примечательно, текст Пушкина практически не пострадал. Разве что оказался разкромсанным на фрагменты и сшит крупными стежками в новое полотно. Многие куски дотошно повторяются, и это тоже надлежит, вероятно, считать творческим приемом (даром что он другими изобретен, стократно использован и посему давным-давно вторичен).
Два исполнителя, отменно освоившие творческое кредо и режиссерский язык Сафоновой, — Григорий Чабан и Роман Кочержевский — тоже «шагнули» в «Даму» из «Медеи». В обоих спектаклях нет распределения ролей — только перечислены имена артистов. Фактически это череда актерских этюдов, блестяще, впрочем, исполненных. Кочержевский здесь — гибрид трансгендера, метросексуала и трансвестита. Чабан — маленький человек Германн, в тщетных попытках враскорякцу вскарабкаться по социальной лестнице. Его в перманентном зажиме и трясет, и ломает, и корчит. Лидия Шевченко, бедная Лиза, воспитанница старухи-графини, — коварная марионетка с ликом Мальвины, поведением Пьеро и бесовскими повадками Арлекина. Федор Пшеничный, внук графини, огрызается ручной собачонкой. Старуха у Александра Новикова — живой труп, чистый шарж, постпанк-карикатура, усугулбяющая пороки общества, страдающего смертельным недугом. Лишь банкомет Чекалинский у Всеволода Цурило — единственный, кто невозмутим и сдержан.
Спектакль-шулер не толкует и не обороняется: он играючи нападает. Чтобы воспринять его нейтрально и философски, нужно быть умным, открытым и свободным зрителем с открытым забралом. Либо, напротив, забрало опустить, облачиться в латы и выставить щит. Иначе не справиться с тяжелой психической болезнью, которую эта «Дама» зеркально и бесстрастно демонстрирует обескураженной публике как необратимые изменения в ее же организме.